«Недавно прочитала в газете, что первое время блокады город продолжал жить своей обычной жизнью. Что за ерунда? Голод, холод, ни света, ни воды — ничего не было. Ночью на улицах непроглядный мрак. Бомбили постоянно, и земля, и небо — всё было в огне. Мама на работу уходит, запрёт нас на ключ и наказывает никуда не выходить. Придёт с работы, а мы есть просим, она растопырит руки, сама плачет и кричит: "Меня ешьте!". Мы же маленькие, не понимаем, что еды взять неоткуда.

Везде пишут, что хлеба давали 125 граммов, а рабочим 250 граммов. Было бы хорошо, если б так! Давали 70 граммов, а то иногда и совсем не было хлеба. Да и хлеб был угольно чёрный, вязкий, как глина, хрустел на зубах. Воды не было, натаем снега, а он был копчёный, весь в осколках, подождём, пока всё осядет, вот это и пили. Нам ещё повезло, что отец, до того как его забрали на фронт, принёс откуда-то мешок отрубей и соль-лизунец, какую скотине дают. Может, через это и живы остались. Мама растопит снег, заварит крупы щепотку, посолит немного, хлеба накрошит — вот это ели. Но всё равно опухали от голода, дошли до такого состояния, что и двигаться не могли. Как живы остались, ума не приложу».

Из интервью газете «Кирсановская газета» (г. Кирсанов), 4 апреля 2017 год.